о лошадях

Беллу мне Саша показал первый раз весной прошлого года на соревнованиях для молодых лошадей. Некрупная, нескладная, мохнатая, какая-то вся очень зажатая, она кое-как трусила вдоль стенки манежа. Всадница на лошади была выше среднего роста и смотрелась эта пара… ну, мягко скажем, не очень.
-- Что, прыгать будут? – задала я абсолютно неуместный вопрос. (А для чего еще может находится лошадь на разминке)
-- Будут.
-- И хорошо будут?
-- Если я подойду, то хорошо.
Пропустив последнюю реплику между ушей (интересно, это все представители старой гвардии обладают таким выдающимся самомнением?), я уныло наблюдала, как лошадь через раз валит жерди. На это же раздражительно смотрел мой тренер (лошадь, как выяснилось позднее, была рождена на его конюшне, а значит, с точки зрения Саши, просто обязана была прыгать только нулем). Потом не выдержал, встал, вышел на поле, подозвал к себе жестом всадницу. Минут пять о чем-то оживленно говорили.

…Белла стартовала в самом конце и я все порывалась уйти, но Саша не давал, заставляя раз за разом высказывать мнение о выходящих на старт лошадях, их статях, о посадке и технике прыжка каждого всадника, предлагал предугадать результат выступления. А потом критиковал и указывал на ошибки в моих суждениях.
Вызвали Беллу. Отпрыгала она диво как хорошо – быстро, энергично, с хорошим запасом. И только на перепрыжке, неправильно войдя в поворот, заскользила и сбила передом последний прыжок.
-- Саша, почему? Что ты такое сказал всаднице?
-- А ничего. Сказал отстегнуть от лошади всё лишнее, бросить повод и сидеть сзади. И не мешать. Хорошая кобыла, а ее шпрунтами и другими соплями так затянули, что она двигаться перестала. – И без перехода добавил, -- Давай, купим ее тебе.
-- Мне???
Я еще раз посмотрела на темное, мохнатое и унылое существо.
-- Спасибо, конечно, но мне такое чудо не надо.
-- Ну и зря, -- буркнул Саша, -- Учу тебя, учу. Надо видеть дальше своего носа…
И несколько месяцев мы к этому разговору не возвращались.

Беллу потом я видела несколько раз летом. Держали ее в сарайчике в двух километрах от конзавода, работали в поле, поэтому встречи наши были неизбежны. Мне она по прежнему не нравилась – своей худобой, вялостью, несоразмерно большой головой…
К тому времени от Саши я знала, что происхождение у Беллы безупречное, что ее родная сестра сейчас стоит на конюшне у Угрюмова и жена Угрюмова на ней более чем успешно выступает, что все родные братья-сестры прыгают или бегают езды за границей, куда были проданы за пятизначные суммы (в у.е. естественно).
Знала, что у хозяйки Беллы в данный момент проблемы с деньгами, и от этого торчат у трехлетней лошади ребра и маклаки...

А в конце августа хозяйка Беллы (в округе все были осведомлены, что я активно занимаюсь поиском лошади) сама подошла ко мне и предложила забрать кобылу. Я тогда только начала отходить от очередной травмы и потому даже не могла толком попробовать ее под седлом. Цена была реальной и, махнув рукой, я решила, что всегда смогу использовать Беллу как лошадь для иппотерапии. Или как матку под своего жеребца. Или… что «или» я так придумать и не смогла. Но лошадь, с радостного одобрения тренера, все-таки приобрела.

Почему-то мне очень запомнилась сцена прощания Беллы с хозяйкой. Кобыла истово вылизывала последней лицо и руки, хозяйка плакала, а я стояла в уголке темного сарая и проклинала свое решение.
Через месяц, рассказав Саше об этой сцене, я спросила:
-- А она когда-нибудь будет любить меня … так?
-- Не будет, -- сказал Саша. – Но работать под тобой она станет замечательно. Да и уже делает это намного лучше, чем под прежней владелицей.

Между тем мне самой с Беллой работать было тогда тяжело. Да, она оказалась исключительно ровной и адекватной, за две недели поставила мне руку, качественно улучшила посадку, ибо на ней можно было просто ехать, а можно -- ерзать, пробовать, менять положение и выполнять самые немыслимые пожелания тренера, и не отслеживать при этом каждую мелькнувшую птичку и шуршащий пакет.
Но… Не думали, не жили мы в одном ритме. И даже безупречно откатав тренировку, удостоившись похвалы тренера, не чувствовала я того удовлетворения, которое получала просто шагая без седла на Шквале.
Прыгать на Белле, по крайне мере пока она не откормится и не придет в удовлетворительную форму, мы не стали. И потому я быстренько нашла ей берейтора по выездке, и сама потом 4 месяца не садилась на Беллу вовсе.

За это время многое поменялась. И не в последнюю очередь сама Белла. Она выросла на 8 сантиметров (сейчас 166 в холке), обмускулилась, непонятно куда «спряталась» чересчур большая голова, вытянулась шея. К зиме, поверив, что в новой конюшне и дальше будет тепло, она вдруг перелиняла и оказалась ярко-караковой масти. Меланхоличный характер тоже пропал. И если раньше проблемой было сделать прибавку, то сегодня я то и дело откровенно цепляюсь в повод, чтобы сократить, не дать лошади на полную выложится на первой же рыси, чтобы не перерос в карьер и без того резвый широкий галоп…

… Наверное, если бы меня попросили описать идеальную спортивную лошадь – я бы списала этот портрет с Беллы. С такой, какой она стала сегодня и какой обещает стать в будущем. Рослая, широкогрудая, глубокая, пропорциональная, с чудесными сухими ногами, очень гибкая и сильная, с летящими легкими движениями и бесконечным потенциалом прыжка. Внимательная ко всаднику, интеллигентная, понятливая, ровная и в то же самое время активная. Здоровая … Работать с ней интересно, находится рядом приятно. Только вот полюбить, так, как хочется – без памяти, не оценивающе, всей душой… не могу...